«Писатель – это мысль…»

От двадцатых годов прошлого века и до его завершения Леонид Максимович Леонов (1899-1994) представлял в русской прозе философское направление и запечатлел исторический путь послереволюционной России в особом – леоновском – ракурсе. Такие понятия, как «леоновский роман», «леоновский язык» используются специалистами, чтобы означить особенное слово и повествование, созданные им в русле традиции Ф.М.Достоевского. Предметом его изображения является не течение жизни, наблюдаемой в образах и картинах, а сознание и мысль, посредством которых человек осваивает наблюдаемую реальность, определяя свою роль и своё место в ней. Но мысль при этом, говорил Леонов, должна быть укоренена в сердце, ведь разум узнаёт только то, о чём уже ведает сердце. Осмыслить высокую духовную и творческую задачу, поставленную перед собой Леоновым, невозможно без расшифровки названия романа, парадоксального по сути: русский интеллектуальный роман отсылает к пирамиде - символу иной древней культуры – не к «русскому лесу», как было прежде. Почему взят именно он? Сокращая весьма ветвистый путь размышлений, следует остановиться на древнем религиозном знании о Пирамиде Света. Она описывалось и пояснялась средневековым мистиком и диалектиком Николаем Кузанским, этим понятием пользовались русские религиозные философы П.Флоренский, А.Лосев, французский – Тейяр де Шарден. В Пирамиде Света, указывали они, соединяются в нерасторжимом единстве земная и небесная – опрокинутая – пирамиды. Это модель мира, отпавшего от Неба и Бога, но устремлённого к возвращению к ним и находящегося под их покровом. Пирамида Света означает единство нижней и высшей реальности и свойства духовной эволюции, которая предусматривает «обратную перспективу» в движении, нисхождение в подземные сферы духа. Так, сын священника – Вадим Лоскутов принял за духовное обновление строительство пирамиды для вождя - земного истукана. «Я полюбил пирамиду вождя»,- писал он в своём «Сочинении о современной пирамиде», где отсутствовала идеи Пирамиды Света не было. Превратившись в кадавра, он устремился к родительскому дому, к сыновству. Писатель оставил его на грани миров, в п